Фей Раз горошина, два горошина, раз чечевичка, два чечевичка… Золушка перебирала рассыпанную крупу, и крупные слёзы обиды катились по щекам. Она тут работает, как проклятая… А они там... Веселятся! Во дворце. Там принц! Раз горошина, два горошина… Послышались шаги, и дверь на кухню открылась. Золушка в надежде подняла взгляд. В комнату деловито вошёл потрёпанный дядька лет сорока в бархатном алом костюме. Без слов подошёл к буфету, достал бутылку, понюхал и отпил прямо из горла, хрипло крякнув. — Лимон есть? — Нет… А вы кто? Дядька вытащил из буфета блюдце с солёным огурцом, понюхал и скривился. — Что вам надо? — задала очередной вопрос Золушка. Тяжело вздохнув, незнакомец сел за стол, поставив перед собой бутылку и блюдце с огурцом. — Я сейчас закричу! — Крёстный я. — Чей? — Твой, дурёха. — А крёстная? Фея? Дядька скривился: — Дела у неё появились. Заняла денег у кого не надо, вовремя не отдала. Сейчас в бегах. Аферистка пожилая. Стало быть, мне за тобой присматривать. — А… — Золушка всхлипнула, — а вы, случаем, не фей? — Кто? — Дядька чуть не подавился ещё одним глотком. — Ну, волшебник. — Нет. Я крёстный. Отец. Этого достаточно. По щекам Золушки снова побежали слёзы. — Значит, вы не отправите меня на бал? Крёстный укоризненно посмотрел на девушку. — Зачем тебе бал, глупая? Ну, познакомишься ты с принцем. Ну, предположим, выйдешь за него замуж. И что дальше? Золушка с надеждой посмотрела на мужчину. — Охота тебе потом терпеть желчную свекровь, которая каждый день будет тебя попрекать? И что приданого у тебя нет, и сыночка ты её окрутила? Хочется? Фавориток этого любвеобильного принца терпеть хочется? А там ещё лет через пятнадцать революция, толпы черни, доктор Гильотен, будь он неладен. И всё! Дядька рубанул ребром ладони по столу. — Один восковой бюст с посмертной маски. Девушка зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. — Не плачь. Слушай крёстного папу, и всё будет хорошо. Сейчас берёшь вещи, выходишь. Там тебя ждёт карета. Золушка подняла заплаканное лицо: — Волшебная? Из тыквы? — Нет, самая обычная. До Соробонты неделя пути. Зато кучер и охрана в крыс не превратятся в полночь. Хоть в прямом, хоть в переносном смысле. — До Соробонты? — Да, поступишь в университет, с полным пансионом. Я уже договорился. Поучишься пять лет. Защитишь диссертацию. Пойдёшь ассистентом к молодому талантливому учёному. Не помню, как зовут, что-то на «Ку» или «Кю». Всё, давай бегом, Мари, у меня мало времени. — А как же горох и розы? — Какой горох? Какие розы? — Я не могу, я обещала перебрать горох и посадить розы. Я должна это сделать. Крёстный посмотрел на Золушку с уважением. — Я сделаю. За тебя. Обещаю. А ты беги, карета уже стоит. Проводив крестницу и помахав вслед платочком, дядька вернулся на кухню. Кряхтя, опустился на колени перед кучкой крупы. В комнату заглянули два бритых рослых парня в одинаковых чёрных камзолах. — Шеф, мы, это… Крёстный отец зыркнул на них исподлобья: — Не видите, я занят? Ну-ка, помогайте, олухи. Амбалы послушно присоединились к крёстному отцу. — Горох налево, чечевицу направо. А ты, — крёстный ткнул в сторону третьего подручного, появившегося в дверях, — бегом за королевским садовником. Нам ещё розы сажать. Давайте, поторапливайтесь. Дон нахмурился и подвинул к себе горсть гороха: — Я обещал крестнице, что к полуночи всё будет сделано. (с) Александр "Котобус" Горбов